Тема приватизации остается болезненной для России на протяжении уже очень многих лет. Во многом неоднозначное отношение к процессу и последствиям целиком оправданно — если мы говорим не о самой идее передачи государственной собственности в частные руки, а о том, как именно она происходила и в чьи руки попадала. Однако здесь нужно заметить, что в широком контексте, обсуждая родовые пятна российской приватизации, практически всегда имеют в виду приватизацию самых крупных предприятий, а точнее 12 из них, которая происходила через знаменитую программу залоговых аукционов.

Это, пожалуй, была действительно самая проблемная часть всего проекта: в обмен на деньги на президентскую кампанию Бориса Ельцина несколько человек, которых потом стали называть олигархами, по сильно заниженной стоимости получили самые крупные и экономически привлекательные предприятия. Формально это было организовано в виде аукционов, но к честным и справедливым аукционам они не имели практически никакого отношения, что во многом дискредитировало саму идею инструмента. Эта часть приватизации была чисто политическим явлением.

Тем не менее надо понимать: пускай речь о самых крупных, но все же только о 12 предприятиях — тогда как в целом в рамках приватизации в частные руки перешли около 16 тысяч предприятий. И происходило это по совершенно другим механизмам. Например, часто вспоминают ваучеры, через которые большинство россиян участвовали в приватизации и становились миноритарными акционерами.

Однако основным способом приватизации был переход акций в руки руководителей самих госпредприятий и их работников, так что в итоге большинство приватизировавшихся организаций попали под контроль собственного менеджмента. По сути этот процесс начался еще в конце 1980-х, когда контроль над предприятиями частично перешел в руки руководителей предприятий и их работников, превратившихся в экономических инсайдеров, и начавшаяся в 1992 году приватизация лишь закрепила и легитимировала уже сложившуюся ситуацию.

Руководители предприятий еще больше укрепили свой контроль над ними, заставляя работников либо продать свои акции менеджменту (нередко за деньги того же предприятия), либо голосовать по их указке, а также размывая пакеты других миноритариев, в том числе и тех, кто получил свою долю в предприятии через ваучерную приватизацию. В конечном итоге так называемые красные директора становились и собственниками, и менеджерами, что само по себе тоже было неким политическим компромиссом, поскольку предприятие не попадало в руки тех, кто потенциально мог быть самым эффективным собственником и был готов заплатить больше всех.

Сохранение собственности за текущим менеджментом приводило к большим проблемам с корпоративным управлением, которые довольно хорошо изучены и описаны в многочисленных исследованиях. Объединение менеджмента и собственников, к которому добавлялось владение предприятием его работниками, провоцирует сильные конфликты интересов. Кроме того, лишь небольшую долю новых красных директоров в принципе можно было назвать эффективными управленцами.

На проблемы с корпоративным управлением накладывалось и то, что приватизация происходила на уровне отдельных предприятий несмотря на то, что в советской экономике организация производства опиралась на наличие тесных вертикальных связей между предприятиями. В результате встроенные в вертикально интегрированную цепочку предприятия, многие из которых работали с эксклюзивными поставщиками или потребителями, достались разрозненным владельцам. Зачастую это приводило к распаду производственных связей и нарушению поставок.

После приватизации 1990-х многие годы ушли на выстраивание этих цепочек заново и на дальнейший переход предприятий из рук тех, кто удачно получил собственность на начальном этапе приватизации, к тем, кто на самом деле мог быть потенциально эффективным владельцем. Ими в основном стали крупные финансовые и индустриальные корпорации, у которых были деньги на выкуп у красных директоров наиболее эффективных предприятий. В итоге именно эта часть приватизации — разрушение цепочек поставок, переход организаций сначала под контроль собственного менеджмента и только потом к эффективному собственнику — имела гораздо более негативные последствия для экономики и для развития страны, чем залоговые аукционы.

Исследования показывают, что, в отличие от других стран Центральной и Восточной Европы, где также проходила приватизация после крушения социалистического строя, в России приватизированные предприятия (прежде всего промышленные) многие годы были менее эффективными, чем неприватизированные. Такая ситуация сохранялась на протяжении 1990-х и даже в начале 2000-х. Это резко отличало Россию от других стран, и связано это было во многом именно с тем, как был организован процесс приватизации и в чьи руки попадали предприятия. Только к середине 2000-х, когда процесс перехода собственности в итоге был окончен, приватизированные компании в России, как и в восточноевропейских странах, стали более эффективными, чем неприватизированные.

Сейчас сложно оценивать работу тех, кто организовывал приватизацию, поскольку в нашей стране было, пожалуй, больше политических ограничений, чем в других странах. Главным ограничением было отсутствие поддержки приватизации со стороны населения и слабость государства. Переходя к рыночной экономике, мы были вынуждены идти на компромиссные меры, которые в итоге оказывались очень вредными и с экономической, и с политической точек зрения. Что касается залоговых аукционов, то они очень сильно на многие годы вперед подорвали доверие к тому, как государство организовывает аукционы, и в принципе к институту частной собственности, поскольку возникали вопросы о легитимности этой собственности. Экономические последствия этого были очень сильными в краткосрочной перспективе, но некоторые эффекты мы наблюдаем до сих пор.

Отдельная тема, которая практически никогда не поднимается: на фоне проблемной приватизации производственных активов прошла еще одна, очень успешная приватизация, которая на самом деле сделала гораздо больше для поддержания рыночной экономики, института частной собственности и для того, чтобы подорвать самые основы советской модели экономики. Это приватизация жилья, которое перешло в частную собственность тех, кто в нем жил, практически всегда совершенно бесплатно и безболезненно.

Сейчас это воспринимается просто как очевидная вещь, но можно вспомнить, что раньше практически всем жильем, за исключением разве что кооперативных квартир, владело государство. Это был очень важный шаг для того, чтобы у людей возникло ощущение собственности, и для развития частного права если не на производственные активы, то хотя бы на такие личные активы, как квартиры.

Приватизация жилья является, пожалуй, более важным фундаментом рыночной экономики в России, чем приватизация производственных активов, проблемы которой, надо надеяться, скоро забудутся. Уже сейчас отсылки к «лихим 90-м» не очень актуальны — слишком много с тех пор прошло времени. А вот тот факт, что люди получили права собственности хотя бы на недвижимость, в переходе от социалистической экономике к рыночной сыграл огромную роль. Не стоит ее недооценивать.